В Алматы в середине лета наступает такая пора, что если надеть что-нибудь длиннее шорт и объемнее борцовок, значит одеться слишком тепло. По-казахски июль звучит как «шилде» и означает в вольном переводе «выглядеть, как рожающая женщина». Столбики термометра уходят за сорок, а тучи, погрохотав для порядка над головой и выжав несколько сиротливых капель на ссохшуюся землю, проплывают мимо, унося с собой надежды на долгожданную прохладу. Горожане отсиживаются в хорошо кондиционированных офисах и квартирах, а наивные гости (сколько не говори, что приезжать в июле не стоит) обливаются потом в процессе осмотра окрестных достопримечательностей.
Но даже в эти люто-знойные дни снег виден в любой части мегаполиса. Вот он, будто рукой подать, лежит себе вечной шапкой на горных вершинах, равнодушно холодный к палящему солнцу. Горожане считают эту особенность второй фирменной фишкой южной столицы. Под первым номером – «алматинские» стороны света «верх» и «низ». Есть еще третья особенность – о ней вам обязательно расскажут местные биологи. Как? Биолог не кинулся вам навстречу, когда вы сходили с трапа самолета? Тогда придется снова отдуваться журналисту. Уникальной третьей особенностью города и окрестностей считается то, что шесть природных зон можно проехать за каких-то два-три часа, если двигаться с юго-востока на северо-запад (то есть сверху вниз) – это альпийские луга Чимбулака, хвойные леса Медео, смешанные леса Бутаковки, в полустепи расположен город, на бескрайних степных просторах – дачи и фермерские хозяйства, и наконец на подъезде к Капчагаю начинается полупустыня. Так вот, в июле бывалые туристы предпочитают прокладывать свои маршруты по прохладным горным тропам в хвойных и смешанных лесах.
Вот и мы снарядили экспедицию в горы Заилийского Алатау, чтобы найти могилу и почтить память человека, который некогда жил и творил в Алма-Ате почти 30 лет. Мы – это представитель Россотрудничества в РК Камиль Ярмухометов, политолог Андрей Чеботарев с супругами и автор этих строк с дочерью.
Наша поисковая экспедиция посвящена 120-летней годовщине со дня рождения Николая Алексеевича Раевского (12.07.1894 – 11.12.1988) – пушкиниста мирового значения. Судя по давним фотоснимкам, на его скромной надгробной плите, которую мы надеялись отыскать, значится: «Николай Раевский – артиллерист, биолог, писатель». Жена Раевского вспоминала, что при жизни писатель шутливо просил начертать на его надгробии именно эту фразу, в которой отображены три его профессии, причем именно в такой последовательности. Эпитафия писателя самому себе не лишена юмора. Вспомнилось, что большинство очерков, посвященных Раевскому, коллеги озаглавливают именно этими словами, интуитивно поняв загробный намек писателя братьям по цеху. Как тут не вспомнить пушкинское: «и в гроб сходя, благословил»…
Наша поисковая экспедиция, организованная представительством Россотрудничества в Казахстане
Так и мы вспомним его жизнь в том порядке, который предпочел он сам, выделив особо ту сферу деятельности, которая стала основой для долгой, незабвенной памяти этого человека – изучение биографии великого русского поэта, его родни, потомков и окружения.
Четыре страсти Николая Раевского: артиллерия, биология, писательское ремесло и… Пушкин!
Артиллерист, или Когда говорят пушки…
Неожиданное увлечение артиллерией сам Раевский однажды назвал «первой изменой своему биологическому призванию». Но если твоя отчизна втянута в войну, а ты являешься почти полным тезкой прославленного смельчака-генерала 1812 года Николая Николаевича Раевского, возможно, все не так уж и случайно! Впрочем, будем соблюдать биографическую последовательность событий.
Родился будущий пушкинист в городе Вытегра Олонецкой губернии (сейчас – Вологодской области) в семье судебного следователя Алексея Раевского. Семья принадлежала к одному из старинных русских дворянских родов. Дед Николая был известным петербургским юристом и писателем, прадед – священником, настоятелем кафедрального собора северной столицы России. Всего в семье было три сына и дочь, Николай был старшим. Еще с гимназической юности он увлекся энтомологией и, как сам вспоминал, даже не помышлял о карьере военного и тем более литературном творчестве. Однако писатели в роду были, да и литературные семейные легенды тоже. Более всех преуспела прабабушка София Маркова, у которой Николай гостил иногда из-за частых разъездов семьи. Однажды она, подозвав правнука, сказала: «Вот, Колечка, когда ты подрастешь, то вспомни, что я рассказываю тебе сейчас. Когда мне было 16 лет, на одном балу я видела Александра Сергеевича Пушкина, а моим учителем в Патриотическом институте благородных девиц был Николай Васильевич Гоголь. Когда подрастешь, узнаешь, кто были эти великие люди».
Коленька Раевский с братьями и сестрой
В 1913 году Николай окончил с золотой медалью гимназию и поступил на естественное отделение физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета. Война перевернула всю жизнь: он уходит из университета и поступает на ускоренные курсы Михайловского артиллерийского училища. Сам Раевский так вспоминал это событие: «Началась первая мировая война. Откуда взялась во мне страсть военного человека – не могу понять до сих пор. Как бы там ни было, а вернувшись в столицу, переименованную к тому времени из Петербурга в Петроград, я почувствовал, что не смогу уже быть в стороне от великих, как мне казалось тогда, событий... Я оставил университет и добровольно поступил в Михайловское артиллерийское училище. Никак не мог предполагать, что военные науки покажутся мне столь интересными...»
В 1916 году в звании подпоручика он отправился сначала на Южный фронт, а затем на Юго-Западный, где встречался с выдающимся русским генералом А. Брусиловым. Вскоре он будет участвовать в знаменитом Брусиловском прорыве. Позднее будет представлен к награде и станет офицером. В чине капитана встретит революцию 1917 года и примет эпохальное для себя решение. Николай Раевский, единожды присягнув государю, останется верен этой присяге навсегда и пополнит ряды белогвардейской армии барона Петра Врангеля (известный факт: оба брата Николая стали красноармейцами и были репрессированы в 1937 году). Николай Раевский служил в артиллерийской бригаде знаменитой Дроздовской дивизии и разделил судьбу своих однополчан, уехав после поражения Белого движения и расформирования полка сначала в Грецию, Болгарию, затем в Чехословакию.
«Белая история» Раевского отразилась в его первых литературных опытах, автобиографических повестях «Восемнадцатый год», «Добровольцы. Повесть крымских дней» и «Дневник галлиполийца». Одну из этих повестей «Добровольцы», которую сам называл «черной» из-за описываемых событий, Раевский отправит писателям-эмигрантам Ивану Бунину и Владимиру Набокову, ответ с оценкой рукописи придет только от Владимира Владимировича.
Писатель завещал похоронить себя в живописном месте в горах
Ученые-энтомологи: Владимир Набоков и Николай Раевский
В 1924 году, окончательно осев в Праге, 30-летний Раевский поступает на естественный факультет Карлова университета. В своих дневниках он так вспоминает это событие: «...итак, я снова, если не с юношеским увлечением – юность уже прошла, то, быть может, с более глубоким интересом и серьезным отношением к делу занялся знакомой мне наукой, а технические навыки, приобретенные в великолепных лабораториях Петербургского-Петроградского университета, позволили мне в Праге приняться за разработку одной очень специальной и сложной биологической проблемы. Вскоре я снова почувствовал себя исследователем-биологом и работал с былым увлечением. Казалось, что на этот раз мой дальнейший путь определился вполне окончательно»…
Н. Раевский – студент Карлова университета
Как энтомолог, Раевский написал несколько научных статей, защитил докторскую диссертацию. На почве общего увлечения познакомился с Владимиром Набоковым, писателем и одновременно видным ученым-энтомологом, который иногда приезжал в Прагу проведать мать и брата. Раевский вспоминал, что с Набоковым их связывали три вещи – любовь к бабочкам, любовь к литературе и тоска по родине. «Владимир Набоков сыграл в писательской судьбе Раевского решающую роль. Именно Набоков помог ему во второй раз "изменить" биологии», – писал один из библиографов Н. Раевского Алексей Пехтерев.
В 1930 году подающий большие надежды доктор естественных наук вдруг порывает с зоологией, отказывается от лаборатории в университете и полностью погружается в пушкиноведческие исследования.
Однако, «как неверный любовник» – по определению самого Раевского, он еще не раз вернется к своему второму ремеслу. Именно биологическое образование будет «кормить» его в тяжелые годы ссылки в Минусинске, где он уже после Второй мировой войны работал лаборантом в больничной лаборатории. «Я единственный лаборант с ученой степенью в районной лаборатории, на всем огромном пространстве от Ледовитого океана до Монголии», – писал Раевский родным. И на этом поприще он проявил большую ответственность и талант ученого, применив к исследованию анализа крови знания по теории вероятности, с которой познакомился еще в артиллерийском училище. Это спасет не одну человеческую жизнь.
Николай Раевский
В январе 1960 года Николай Алексеевич после одиннадцати лет, проведенных в ссылке в Минусинске, переехал в Алма-Ату, получив работу переводчика в Республиканском институте клинической и экспериментальной хирургии. Работал в институте до 82-х лет. Составлял библиографию работ по щитовидной железе на восьми иностранных языках, выполнял переводы статей по разным разделам хирургии, участвовал в создании музея по истории хирургии Казахстана.
Грибная тропа, которая привела к Пушкину
«В 1933 году под Прагой был необычайный урожай белых грибов» – этими словами начинается книга Раевского «Портреты заговорили». Поход по грибы вместе с дальней родственницей Гончаровых (к этому роду принадлежала жена поэта) стал мощным стимулом для развития главной страсти Раевского – изучения биографии Пушкина. Вернее, неосторожная фраза, брошенная спутницей: мол, недалеко, в Словакии живет дочь старшей сестры Натали Гончаровой Александры – герцогиня Лейхтенбергская, с которой она переписывается, но не знает, где конкретно та проживает. Ох уж эти старые русские аристократы! Сколько в этой простой фразе было «нечаянных неточностей», если говорить куртуазным языком, а языком народным – попросту вранья! Раевскому потребовалось четыре года упорных поисков в этой небольшой стране, где и высокородные семейства-то все наперечет, чтобы выяснить, что к тому времени уже почившая в бозе дочь Ази Гончаровой жила в семейном замке в Дробянах и звали ее Наталья Ольденбургская(!). Позже Николай Алексеевич узнает, что его попутчица напутала с фамилией сознательно, надеясь, что ее дочь, а не кто-то иной станет первооткрывателем пушкинского наследия в Дробянах.
Вообще, все сведения о Пушкине от такого ценного источника, как Александра Николаевна Гончарова, доставались исследователю с боем. Слишком неохотно баронесса при жизни делилась своими секретами, не соглашаясь с тем, что история ее семьи – народное достояние. Слишком много здесь деликатного, полунамеков, тайн, слухов. Говорят, у Александры, много лет жившей в доме сестры, была связь со свояком – о чем она призналась будущему мужу, поэтому имя Пушкин было под запретом в ее доме, она дважды сжигала свой архив, и в обширной галерее семейных портретов в Бродянах Раевский не нашел ни одного (!) портрета поэта. Но замок в Бродянах стал даже не кладом, а музеем, где истовый пушкинист обнаружил много бесценных раритетов.
Первое издание книги «Портреты заговорили», 1974 г., Алма-Ата, издательство «Жазуши»
Правды ради нужно заметить, что этот поход по грибы стал историческим не только для Раевского: после него мир приобрел выдающегося исследователя биографии Пушкина. Как писал позже Раевский, в тот момент биолог окончательно умер и родился пушкинист: «Внутри зреет решение все бросить и отдаться постигшей меня страсти. Что и говорить, симптомы тяжелого заболевания налицо, и название ему – Пушкин!»
Ну а первые признаки болезни, по воспоминаниям жены литератора Надежды Михайловны Бабусенковой, появились еще в 1928 году, когда в руки Раевскому попал двухтомник пушкинских писем. Он зачитался до рассвета, стал бредить ими, а потом понял, то ничего не остается, как заняться Пушкиным всерьез. «Я убедился, – рассказывал он, – что перестал быть биологом и почувствовал себя свободным».
Сам он объяснял желание изучить жизнь поэта так: «Чем лучше мы знаем жизнь Пушкина, тем лучше понимаем смысл его творений. …Нет ничего оскорбительного для памяти поэта в том, что мы хотим знать живого, подлинного Пушкина, хотим видеть его человеческий облик со всем, что было в нем и прекрасного и грешного. В этом отношении можно согласиться с Вересаевым, который сказал: «Скучно исследовать личность и творчество великого человека, стоя на коленях».
Плод этой страсти – книги «Когда заговорят портреты», «Портреты заговорили», «Друг Пушкина – Павел Войнович Нащокин». Все они изданы уже в Алма-Ате. Книга «Портреты заговорили» долгое время была, как бы сейчас сказали, лидером продаж на всей территории бывшего Советского Союза. Николай Алексеевич Раевский стал членом Союза писателей СССР, был удостоен звания «Заслуженный работник культуры Казахской ССР».
Николай Алексеевич с супругой Надеждой Михайловной Бабусенковой
* * *
Наша поисковая экспедиция, к сожалению, не увенчалась успехом. Душистые горные травы в рост человека сильно затрудняли поиск. Мужская часть экспедиции – Камиль и Андрей мужественно прорывались сквозь заросли, пытливо вглядываясь в надписи на памятниках горного кладбища, расположенного в старой урюковой роще.
Вспомнилось, что многие однополчане Николая Алексеевича по Дроздовской дивизии похоронены во Франции на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, а их потомки, скрупулезно выясняя судьбу дроздовцев, в свое время все-таки нашли могилу пушкиниста.
Нам пока повезло меньше, но мы решили не сдаваться и продолжить поиски в ту пору, когда засохшая растительность не сможет больше скрывать от нас свои тайны…
Горы Заилийского Алатау, которые так любил писатель при жизни.
_______
Фото – www.liveinternet.ru и автор
